|
Сии места я осмотрел И поражен был. Тут сбывалось Великое!.. Но кто б умел, Кто б мог сказать, когда то сталось?.. Везде приметы и следы И вид премены чрезвычайной От ниспадения воды - С каких высот? осталось тайной... Но Север некогда питал, За твердью некоей плотины, Запасы вод; доколь настал Преображенья час! - И длинный, Кипучий, грозный, мощный вал Сразился с древними горами; Наземный череп растерзал, И стали щели - озерами. Их общий всем, продольный вид Внушал мне это заключенье. Но ток, сорвавшись, все кипит. Забыв былое заточенье, Бежит и сыплет валуны И стал. Из страшного набега Явилась - зеркало страны - Новорожденная Онега!
Здесь поздно настает весна; Глубоких долов, меж горами, Карела дикая полна: Там долго снег лежит буграми, И долго лед над озерами Упрямо жмется к берегам. Уж часто видят, по лугам Цветок синеется подснежный, И мох цветистый оживет Над трещиной скалы прибрежной; А серый безобразный лед (Когда глядим на даль с высот) Большими пятнами темнеет И от озер студеным веет... И жизнь молчит, и по горам Бедна карельская береза; И в самом мае, по утрам, Блистает серебро мороза... Мертвеет долго все... Но вдруг Проснулось здесь и там движенье; Дохнул какой-то теплый дух И вмиг свершилось возрожденье: Помчались лебедей полки, К приютам ведомым влекомых; Снуют по соснам пауки; И тучи, тучи насекомых В веселом воздухе жужжат. Взлетает жавронок высоко, И от черемух аромат Лиется долго и далеко... И в тайне диких сих лесов Живут малиновки семьями: В тиши бестенных вечеров Луга и бор и дичь бугров Полны кругом их голосами.
|
|
Поют... поют... поют оне И только с утром замолкают: Знать, в песне высказать желают, Что в теплой видели стране, Где часто провождали зимы; Или, предчувствием томимы, Что скоро, из лесов густых, Дохнет, как смерть, неотвратимый, От Беломорских стран пустых, Губитель роскоши и цвета, Он вмиг, как недуг, все сожмет, И часто в самой неге лета Природа смолкнет и замрет!
По Суне плыли наши челны, Под нами стлались небеса, И опрокинулися в волны Уединенные леса. Спокойно все на влаге светлой, Была окрестность в тишине, И ясно на глубоком дне Песок виднелся разноцветный. И, за грядою серых скал, Прибрежных нив желтело злато, И с сенокосов ароматом Я в летней роскоши дышал.. Но что шумит?.. В пустыне шепот Растет, растет, звучит, и вдруг - Как будто конной рати топот, Дивит и ужасает слух! Гул, стук! - Знать, где-то строят грады; Свист, визг! - Знать, целый лес пилят! Кружатся, блещут звезд громады, И вихри влажные летят Холодной, стекловидной пыли: «Кивач!.. Кивач!.. Ответствуй, ты ли?..» И выслал бурю он в ответ!.. Кипя над четырьмя скалами, Он, с незапамятных нам лет, Могучий исполин, валами Катит жемчуг и серебро; Когда ж в хрустальное ребро Пронзится, горними лучами Чудесной радуги цветы Его опутают, как ленты; Его зубристые хребты Блестят - пустыни монументы. Таков Кивач, таков он днем! Но под зарею летней ночи Вдвойне любуются им очи: Как будто хочет небо в нем На тысячи небес дробиться, Чтоб после снова целым слиться Внизу, на зеркале реки... Тут буду я! Тут жизнь теки!.. О, счастье жизни сей волнистой! Где ты? - В чертоге ль богача, В обетах роскоши нечистой, Или в Карелии лесистой, Под вечным шумом Кивача?..»
|