195. П. А. Вяземскому.
27 мая 1826 г. Из Пскова в Петербург.
Ты прав[1], любимец муз, — воспользуюсь правами блудного зятя и грядущего барина и письмом улажу все дело. Должен ли я тебе что-нибудь или нет? отвечай. Но взял ли с тебя чего-нибудь мой человек, которого отослал я от себя за дурной тон и дурное поведение? Пора бы нам отослать[2] и Булгарина, и «Благонамеренного», и Полевого, друга нашего. Теперь не до того, а, ей-богу, когда-нибудь примусь за журнал. Жаль мне, что с Катениным ты никак не ладишь. А для журнала — он находка. Читал я в газетах, что Lancelot[3] < 1 > в Петербурге, чёрт ли в нем? читал я также, что 30 словесников давали ему обед. Кто эти бессмертные? Считаю по пальцам и не досчитаюсь. Когда приедешь в Петербург, овладей этим Lancelot (которого я ни стишка не помню) и не пускай его по кабакам отечественной словесности. Мы в сношениях с иностранцами не имеем ни гордости, ни стыда — при англичанах дурачим Василья Львовича[4]; пред M-me de Staël < 2 > заставляем Милорадовича[5] отличаться в мазурке. Русский барин кричит: мальчик! забавляй Гекторку (датского кобеля). Мы хохочем и переводим эти барские слова любопытному путешественнику. Всё это попадает в его журнал и печатается в Европе — это мерзко. Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство. Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России? Если царь даст мне свободу, то я месяца не останусь. Мы живем в печальном веке, но когда воображаю Лондон, чугунные дороги, паровые корабли, английские журналы или парижские театры и - - - - - - - — то мое глухое Михайловское наводит на меня тоску и бешенство. В 4-ой песне «Онегина» я изобразил свою жизнь; когда-нибудь прочтешь его и спросишь с милою улыбкой[6]: где ж мой поэт? в нем дарование приметно — услышишь, милая, в ответ: он удрал в Париж и никогда в проклятую Русь не воротится — ай-да умница.
27 мая.
Прощай.
Думаю, что ты уже в Петербурге, и это письмо туда отправится. Грустно мне, что не прощусь с Карамзиными[7] — бог знает, свидимся ли когда-нибудь. Я теперь во Пскове, и молодой доктор спьяна сказал мне, что без операции я не дотяну до 30 лет. Незабавно умереть в Опоческом уезде.
Примечания
[1] «Ты прав...» — из «Послания к И. М. Муравьеву» Батюшкова. Пушкин соглашается с советом Вяземского (см. письмо Вяземского от 10 мая 1826 г.) относительно судьбы О. М. Калашниковой (о ней см. письма 192, 194).
[2] «Пора бы нам отослать...» — основать свой журнал, в противовес «Северной пчеле» Булгарина, «Благонамеренному» Измайлова и «Московскому телеграфу» Полевого.
[3] Лансесло — Ж.-А. Ансело.
[4] Василий Львович — Пушкин.
[5] Милорадович — М. А., петербургский генерал-губернатор.
[6] «И спросишь с милою...» — пародия на стихотворение И. И. Дмитриева «К Маше».
[7] Карамзин собирался за границу, но умер 22 мая 1826 г.; Пушкин еще не знал об этом.
Переводы иноязычных текстов
< 1 > Лансело. (Франц.)
< 2 > г-жой де Сталь. (Франц.)
|
