15. Н. И. Гнедичу.
4 декабря 1820 г. Из Каменки в Петербург.
Вот уже восемь месяцев, как я веду странническую жизнь, почтенный Николай Иванович. Был я на Кавказе, в Крыму, в Молдавии и теперь нахожусь в Киевской губернии, в деревне Давыдовых[1], милых и умных отшельников, братьев генерала Раевского[2]. Время мое протекает между аристократическими обедами и демагогическими спорами. Общество наше, теперь рассеянное, было недавно разнообразная и веселая смесь умов оригинальных, людей известных в нашей России, любопытных для незнакомого наблюдателя.— Женщин мало, много шампанского, много острых слов, много книг, немного стихов. Вы поверите легко, что, преданный мгновенью, мало заботился я о толках петербургских. Поэму[3] мою, напечатанную под вашим отеческим надзором и поэтическим покровительством, я не получил — но сердечно благодарю вас за милое ваше попечение. Некоторые №-ра «Сына» доходили до меня. Видел я прекрасный перевод «Андромахи»[4], которого читали вы мне в вашем эпикурейском кабинете, и вдохновенные строфы:
Уже в последний раз [5] приветствовать я мнил и проч.
Они оживили во мне воспоминанья об вас и чувство прекрасного, всегда драгоценное для моего сердца, но не примирили меня с критиками, которые нашел я в том же «Сыне отечества». Кто такой этот В.[6], который хвалит мое целомудрие, укоряет меня в бесстыдстве, говорит мне: красней, несчастный? (что, между прочим, очень неучтиво), говорит, что характеры моей поэмы писаны мрачными красками этого нежного, чувствительного Корреджио и смелою кистию Орловского, который кисти в руки не берет и рисует только почтовые тройки да киргизских лошадей? Согласен со мнением неизвестного эпиграммиста[7] — критика его для меня ужасно как тяжка. Допросчик[8] умнее, а тот, кто взял на себя труд отвечать[9] ему (благодарность и самолюбие в сторону), умнее всех их. В газетах читал я, что «Руслан», напечатанный для приятного препровожденья скучного времени, продается с превосходною картинкою[10] — кого мне за нее благодарить? Друзья мои! надеюсь увидеть вас перед своей смертию. Покамест у меня еще поэма[11] готова или почти готова. Прощайте — нюхайте гишпанского табаку[12] и чихайте громче, еще громче.
Пушкин.
Каменка, 4 декабря 1820.
Где Жуковский, уехал ли он с ее высочеством[13]? Обнимаю с братским лобзанием Дельвига и Кюхельбекера. Об них нет ни слуха ни духа — журнала его не видал; писем[14] также.
Мой адрес: В Кишинев — Его превосходительству Ивану Никитичу Инзову.
Примечания
[1] Давыдовы — братья А. Л. и В. Л. (декабрист), помещики с. Каменки.
[2] Раевский — Н. Н., старший (см. примечание к письму 13).
[3] Поэма — «Руслан и Людмила».
[4] «Андромаха» — трагедия Расина, отрывки из которой были переведены Гнедичем и напечатаны в «Сыне отечества» (1820 г.).
[5] «Уже в последний раз...» — из стихотворения Гнедича «К провидению», напечатанного в том же номере «Сына отечества».
[6] В. — А. Ф. Воейков, литератор, автор статьи о «Руслане и Людмиле», подписанной «В» («Сын отечества», 1820, №№ 34—37).
[7] Эпиграммист — И. А. Крылов, напечатавший эпиграмму на критику Воейкова («Сын отечества», 1820, № 38).
[8] Допросчик — Д. П. Зыков, друг Катенина.
[9] Взял на себя труд отвечать — А. А. Перовский.
[10] Картинка — фронтиспис А. Н. Оленина.
[11] Еще поэма — «Кавказский пленник».
[12] Гишпанский табак — намек на революцию, вспыхнувшую в Испании.
[13] Ее высочество — великая княгиня Александра Федоровна.
[14] Журнал и письма Кюхельбекера — написанные им во время поездки за границу «Путешествия» и «Европейские письма».
|
