Но не смешно ли им судить о том, что принято или не принято в свете, что могут, чего не могут читать наши дамы, какое выражение принадлежит гостиной (или будуару, как говорят эти господа)? Не забавно ли видеть их опекунами высшего общества, куда, вероятно, им и некогда и вовсе не нужно являться? Не странно ли в ученых изданиях встречать важные рассуждения об отвратительной безнравственности такого-то выражения и ссылки на паркетных дам? Не совестно ли вчуже видеть почтенных профессоров, краснеющих от светской шутки? Почему им знать, что в лучшем обществе жеманство и напыщенность еще нестерпимее, чем простонародность (vulgarité), и что оно-то именно и обличает незнание света? Почему им знать, что откровенные, оригинальные выражения простолюдинов повторяются и в высшем обществе, не оскорбляя слуха, между тем как чопорные обиняки провинциальной вежливости возбудили бы только общую невольную улыбку? Хорошее общество может существовать и не в высшем кругу, а везде, где есть люди честные, умные и образованные.
Эта охота выдавать себя за членов высшего общества вводила иногда наших журналистов в забавные промахи. Один из них думал, что невозможно говорить при дамах о блохах, и дал за них строгий выговор — кому же — одному из молодых блестящих царедворцев. В одном журнале сильно напали на неблагопристойность поэмы[1], где сказано, что молодой человек осмелился войти ночью к спящей красавице. И между тем как стыдливый рецензент разбирал ее как самую вольную сказку Бокаччио иль Касти, все петербургские дамы читали ее и знали целые отрывки наизусть. Недавно исторический роман[2] обратил на себя внимание всеобщее и отвлек на несколько дней всех наших дам от fashionable tales[3] и исторических записок. Что же? Газета дала заметить автору, что в его простонародных сценах находятся слова ужасные: сукин сын. Возможно ли? что скажут дамы, если паче чаяния взор их упадет на это неслыханное выражение? — Что б они сказали Фонвизину, который императрице Екатерине читал своего «Недоросля», где на каждой странице эта невежливая Простакова бранит Еремеевну собачьей дочерью? Что сказали б новейшие блюстители нравственности и о чтении «Душеньки»[4], и об успехе сего прелестного произведения? — Что думают они о шутливых одах Державина, о прелестных сказках Дмитриева? — «Модная жена» не столь же ли безнравственна, как и «Граф Нулин»?
Примечания
Черновой набросок. Опубликован в 1884 г. Набросок представлял собой продолжение статьи «О статьях кн. Вяземского», отброшенное в печати.
[1] «В одном журнале сильно напали на неблагопристойность поэмы...» - Отзыв Надеждина о «Графе Нулине» в «Вестнике Европы», 1829 г., № 3.
[2] «Недавно исторический роман...» - «Юрий Милославский» Загоскина вызвал рецензию Булгарина в «Северной пчеле», 1830 г., № 9. Там говорилось: «„И этого-то собачий сын не умел сделать!“ Как мило! Неужели автор не подумал, что книга его может попасться в руки дамам, может войти в учебные заведения!».
[3] Fashionable tales <*> — светские повести английского писателя маркиза Норманби.
[4] «Душенька» — поэма Богдановича. «Модная жена» — стихотворная сказка И. И. Дмитриева.
<*> Модных повестей. (Англ.) |