Пушкин  
Александр Сергеевич Пушкин
«Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно;
не уважать оной есть постыдное малодушие.»
О Пушкине
Биография
Хронология
Герб рода Пушкиных
Семья
Галерея
Памятники Пушкину
Поэмы
Евгений Онегин
Стихотворения 1813–1818
Стихотворения 1819–1822
Стихотворения 1823–1827
Стихотворения 1828–1829
Стихотворения 1830–1833
Стихотворения 1834–1836
Хронология поэзии
Стихотворения по алфавиту
Коллективные стихи
Проза
Повести Белкина
Драмы
Сказки
Заметки и афоризмы
Автобиографическая проза
Историческая проза
История Петра
История Пугачева
Письма
Деловые бумаги
Статьи и заметки
  Мои замечания об русском театре
  О прозе
  О причинах, замедливших ход нашей словесности
  Примечания к «Цыганам»
  Возражение на статью Бестужева
  О г-же Сталь и о г. А. М-ве
  О предисловии г-на Лемонте к переводу басен Крылова
О поэзии классической и романтической
  О стихотворении «Демон»
  Об Андре Шенье
  О трагедии
  О народности в литературе
  Возражение на статьи Кюхельбекера в «Мнемозине»
  О народном воспитании
  Об альманахе «Северная лира»
  Стихотворения Евгения Баратынского 1827 г.
  О драмах Байрона
  Материалы к «Отрывкам из писем, мыслям и замечаниям»
  «Если звание любителя отечественной литературы...»
  О трагедии Олина «Корсер»
  Письмо к издателю «Московского вестника»
  Возражение на статью «Атенея»
  О поэтическом слоге
  «Бал» Баратынского
  О публикации Бестужева-Рюмина в «Северной звезде»
  О «Ромео и Джюльете» Шекспира
  О «Некрологии генерала от кавалерии Н. Н. Раевского»
  Общество московских литераторов
  О переводе романа Констана «Адольф»
  Илиада Гомерова, переведенная Гнедичем
  Разговор о критике
  О «Разговоре у княгини Халдиной» Фонвизина
  О новейших блюстителях нравственности
  Невский альманах на 1830 год
  Объяснение по поводу заметки об «Илиаде»
Публицистика
Переводы
Статьи о Пушкине
Стихи о Пушкине, Пушкину
Словарь миф. имен
Ссылки
 

Статьи и заметки » О поэзии классической и романтической

Наши критики не согласились еще в ясном различии между родами классическим и романтическим. Сбивчивым понятием о сем предмете обязаны мы французским журналистам, которые обыкновенно относят к романтизму всё, что им кажется ознаменованным печатью мечтательности и германского идеологизма или основанным на предрассудках и преданиях простонародных: определение самое неточное. Стихотворение может являть все сии признаки, а между тем принадлежать к роду классическому.Если вместо формы стихотворения будем брать за основание только дух, в котором оно писано, то никогда не выпутаемся из определений. Гимн Ж.-Б. Руссо духом своим, конечно, отличается от оды Пиндара, сатира Ювенала от сатиры Горация, «Освобожденный Иерусалим» от «Энеиды», однако ж все они принадлежат к роду классическому.К сему роду должны отнестись те стихотворения, коих формы известны были грекам и римлянам, или коих образцы они нам оставили; следственно, сюда принадлежат: эпопея, поэма дидактическая, трагедия, комедия, ода, сатира, послание, ироида, эклога, элегия, эпиграмма и баснь.Какие же роды стихотворения должны отнестись к поэзии романтической?Те, которые не были известны древним, и те, в коих прежние формы изменились или заменены другими.Не считаю за нужное говорить о поэзии греков и римлян: каждый образованный европеец должен иметь достаточное понятие о бессмертных созданиях величавой древности. Взглянем на происхождение и на постепенное развитие поэзии новейших народов.Западная империя клонилась быстро к падению, а с нею науки, словесность и художества. Наконец она пала; просвещение погасло. Невежество омрачило окровавленную Европу. Едва спаслась латинская грамота; в пыли книгохранилищ монастырских монахи соскобляли с пергамента стихи Лукреция и Виргилия и вместо их писали на нем свои хроники и легенды.Поэзия проснулась под небом полуденной Франции — рифма отозвалась в романском языке; сие новое украшение стиха, с первого взгляда столь мало значащее, имело важное влияние на словесность новейших народов. Ухо обрадовалось удвоенным ударениям звуков; побежденная трудность всегда приносит нам удовольствие — любить размеренность, соответственность свойственно уму человеческому. Трубадуры играли рифмою, изобретали для нее всевозможные изменения стихов, придумывали самые затруднительные формы: явились virelai [1], баллада, рондо, сонет и проч.От сего произошла необходимая натяжка выражения, какое-то жеманство, вовсе неизвестное древним; мелочное остроумие заменило чувство, которое не может выражаться триолетами. Мы находим несчастные сии следы в величайших гениях новейших времен.Но ум не может довольствоваться одними игрушками гармонии, воображение требует картин и рассказов. Трубадуры обратились к новым источникам вдохновения, воспели любовь и войну, оживили народные предания,— родился ле, романс и фаблио.Темные понятия о древней трагедии и церковные празднества подали повод к сочинению таинств (mystères). Они почти все писаны на один образец и подходят под одно уложенье, но, к несчастию, в то время не было Аристотеля для установления непреложных законов мистической драматургии.Два обстоятельства имели решительное действие на дух европейской поэзии: нашествие мавров и крестовые походы.Мавры внушили ей исступление и нежность любви, приверженность к чудесному и роскошное красноречие востока; рыцари сообщили свою набожность и простодушие, свои понятия о геройстве и вольность нравов походных станов Годфреда и Ричарда.Таково было смиренное начало романтической поэзии. Если бы она остановилась на сих опытах, то строгие приговоры французских критиков были бы справедливы, но отрасли ее быстро и пышно процвели, и она является нам соперницею древней музы.Италия присвоила себе ее эпопею, полуафриканская Гишпания завладела трагедией и романом, Англия противу имени Dante [2], Ариосто и Кальдерона с гордостию выставила имена Спенсера, Мильтона и Шекспира. В Германии (что довольно странно) отличилась новая сатира, едкая, шутливая, коей памятником остался Ренике Фукс.Во Франции тогда поэзия всё еще младенчествовала: лучший стихотворец времени Франциска I

Rima des triolets, fit fleurir la ballade. [3]

Проза уже имела сильный перевес: Монтань, Рабле были современниками Марота.В Италии и в Гишпании народная поэзия уже существовала прежде появления ее гениев. Они пошли по дороге уже проложенной: были поэмы прежде Ариостова «Орланда», были трагедии прежде созданий de Vega [4] и Кальдерона.Во Франции просвещение застало поэзию в ребячестве, без всякого направления, безо всякой силы. Образованные умы века Людовика XIV справедливо презрели ее ничтожность и обратили ее к древним образцам. Буало обнародовал свой коран — и французская словесность ему покорилась.Сия лжеклассическая поэзия, образованная в передней и никогда не доходившая далее гостиной, не могла отучиться от некоторых врожденных привычек, и мы видим в ней всё романтическое жеманство, облеченное в строгие формы классические.P. S. Не должно думать, однако ж, чтоб и во Франции не осталось никаких памятников чистой романтической поэзии. Сказки Лафонтена и Вольтера и «Дева» сего последнего носят на себе ее клеймо. Не говорю о многочисленных подражаниях тем и той (подражаниях, по большей части посредственных: легче превзойти гениев в забвенье всех приличий, нежели в поэтическом достоинстве).


Примечания

Незаконченная черновая статья 1825 г. Опубликована в 1855 г. Была вызвана усиленной полемикой вокруг классицизма и романтизма в европейской и русской печати. Пушкин отмечает неудовлетворительность в самой постановке вопроса и, в частности указывает на французских журналистов. Позднее, исходя из положения этой статьи, Пушкин начал другую, под названием «О ничтожестве литературы русской». О французской цитате см. прим. к статье «Возражение на статью А. Бестужева...».[1] virelai - виреле (Франц.).[2] Dante — Данте.[3] Rima des triolets, fit fleurir la ballade — слагал триолеты, содействовал расцвету баллады. (Франц).[4] de Vega — де Вега. (Исп.)

Алфавитный указатель: А   Б   В   Г   Д   Е   Ж   З   И   К   Л   М   Н   О   П   Р   С   Т   У   Ф   Х   Ц   Ч   Ш   Э   Ю   Я   
 

 
       Copyright © 2024 - AS-Pushkin.ru