Само по себе это распределение ударений, эти изменения числа слогов не создают никакого ритма внутри стиха, наоборот, их назначение — разрушить обычную четкую ритмичность литературного стиха.
При конкретном анализе ритмики отдельного произведения подобного типа незачем, таким образом, следить детально за распределением ударных и безударных слогов (ритмически безразличном); достаточно в общих чертах, суммарно устанавливать большее или меньшее приближение ритма данного стиха к равномерному ритму хорея, анапеста и т. п.
Такая трактовка стиха «Песен западных славян», повторяем, может показаться наиболее естественной, оправданной историко-литературно и внутренне правдоподобной.
Однако внимательный взгляд на самые стихи Пушкина заставляет усомниться в правильности этой трактовки. В ряде мест так очевидна художественная выразительность именно ритмического строения отдельного стиха, распределения ударений в нем, чередования стихов разного типа, что становится невозможно игнорировать этот внутренний строй отдельного стиха, считая его ритмически безразличным.
Так, иногда подряд идет несколько стихов правильного анапестического строения, чего не могло бы быть, если бы Пушкин стремился только «отталкиваться» от книжного стиха.
«Три дня, — молвил, — ношу я под сердцем
Бусурмана свинцовую пулю.
Как умру, ты зарой мое тело
За горой, под зеленою ивой.
И со мной положи мою саблю,
Потому что я славный был воин».
(«Марко Якубович»)
Нельзя вообразить себе, чтобы эта речь умирающего воина случайно оказалась выдержана в ровных анапестах.
Или, например, три смежных стиха из «Видения короля»:
И промолвил потом Радивою:
«Будь над Боснией моей ты властелином,
Для гяур-христиан беглербеем».
Здесь между двумя правильными анапестическими стихами — трехударный стих, тоже равномерный, но с тремя безударными слогами:
Ù U Ú U U U Ú U U U Ú U
Маршеобразный ритм этого стиха, передающего начало речи султана, переходящий затем, как бы успокаиваясь, в анапест, также не может быть случайным.
Или еще аналогичное чередование стиха, составленного из четырехсложных стоп, со стихом трехсложного строения (трехстопным анапестом):
Го́ловы враги́ у ни́х отсе́кли
И на ко́пья свои́ насади́ли...
Ú U U U Ú U Ù U Ú U
U U Ú U U Ú U U Ú U
Трудно описать словами характер производимого этим двустишием ритмически выразительного эффекта, но он существует, несомненно.
Таким образом, приходится отказаться от идеи о ритмической безразличности распределения внутренних ударений в отдельном стихе. Оказывается, здесь, как и в других, обычных литературных стихах Пушкина, место каждого слога — ударенного и безударного есть результат художественного расчета, и все они образуют какой-то по-своему отчетливый до деталей (а вовсе не только «общий», «смутный») ритм.
Нужно определить, каков этот ритм. Тут возможны два варианта. Может быть, подобно обычным классическим литературным стихам, в основе ритма лежит равномерность мельчайшей единицы ритма, то есть отдельного слога, временные же промежутки между ударениями изменяются в зависимости от количества слогов в этих промежутках.
И станови́лася перед толпо́ю
У кры́лоса нале́во. Я живу́
Теперь не там...
(«Домик в Коломне»,
строфа XX)
В первом стихе промежуток между соседними ударениями дольше (на два слога), чем во втором.
В этом случае все слова протекают в одинаковом темпе, но стих будет то длиннее, то короче, в зависимости от количества слогов в стихе, ударения будут возвращаться то равномерно, то через неправильные промежутки, в зависимости от количества слогов между ударениями.
Другая возможность состоит в том, что, подобно тому как это происходит в гекзаметре, а также в дольниках (см. статью «Гекзаметр Пушкина»), изометричны, одинаковы по времени не отдельные слоги, а такты, промежутки от ударения до ударения. В этом случае, наоборот, с равномерностью, через равные промежутки времени падают, «отсчитываются» главные ударения стиха, отдельные же слоги то ускоряют, то замедляют свое движение, в зависимости от количества этих слогов между ударениями.
| 
