Статьи » Бонди С.М. Народный стих у Пушкина

Рассматривая эту запись, прежде всего мы обратим внимание на то, что в ряде мест ее нужно было бы исправить: как показывает весь контекст, невозможно воспринимать такты в три слога (см., напр., первый стих), как три равнодлительные доли, как трехдольный текст. Большинство тактов в этом отрывке четырехдольные — двух видов — четыре «коротких слога»:

Непосредственное ритмическое ощущение подтверждает правильность такой интерпретации.

Таким образом, если это песенный текст (а это, повидимому, так и есть)³⁴, то распределение его словесных ударений само по себе не предопределяет точно и однозначно его конкретного, детального временного (тактового) ритма.

Может быть, в таком случае правильно было бы совсем игнорировать ударения в этом стихе, искать закономерности, ритмичности его строения вне ударений, считая, что они сами по себе в строении ритма роли не играют (как в прозе)? Таково, как увидим дальше, строение ритма стиха «Сказки о попе...». Но этому противоречит непосредственное впечатление от самого текста. При любом чтении, внимательном к ритму, мы все время ощущаем различный ритмический вес, различное значение тех или иных ударений, причем это различие вовсе не укладывается в различие силы этих же ударений в соответствующей фразе, то есть не совпадает с их прозаически-интонационными отношениями. Так, из четырех ударений в стихе (наиболее частый случай) первое и третье ударение всегда принудительно воспринимаются нами как более сильные, более важные, главные, основные, а второе и четвертое — как более слабые, побочные, второстепенные, несмотря на то, что иной раз такое распределение силы ударений противоречит нормальной смысловой и синтаксической их градации. Вообще, одни ударения воспринимаются как главные, сильные, а другие — как слабые, побочные.

Например:

Таким образом, считать, что ударения в этих стихах вовсе не играют ритмической роли (как в «Сказке о попе...») нельзя.

Приходится остановиться на мысли, что эти стихи и в ритме (как и в других стилистических отношениях) просто имитируют строй текста народной песни. Пушкин в этих стихах просто пытается воспроизвести общий внешний характер текста народной песни, каким он является в отвлечении от напева³⁵. В таком случае, не имея в самом материале оснований и возможностей для детального определения ритмики стиха (его «музыкального» ритма), приходится ограничиться лишь внешним описанием свойственных этому стиху черт, характеризующих его ритмику самым общим образом.

Песня написана в основном четырехударным стихом. Этому как будто противоречит то, что стихов, заключающих в себе по четыре словесных, «прозаических ударения», хотя и больше, чем других, но не так много — всего 12 из общего числа (двадцать семь).

Пятиударных стихов — шесть, шестиударных — шесть и двухударных — три. Однако почти все эти стихи, как подсказывает непосредственное ритмическое ощущение, представляют собою разновидности того же четырехударного стиха, если иметь в виду главные, основные ударения. Действительно, в двух из пятиударных стихов второстепенное ударение явно скрадывается, поглощается соседним, основным:

Подобная ритмическая атонизация в данных словесных контекстах, несомненно, имела бы место не только в народном стихе, но и в литературном.

В остальных случаях ритмически второстепенное ударение стоит не рядом с главным, а отделено от него безударным слогом:

В литературном стихе такое ударение обычно не атонизируется, не поглощается главным. Но в народном, как указал еще Востоков, дело обстоит иначе, и здесь сочетание «друг любил» или «целый день» воспринимаются как одноударные.

Таким образом, стихи с пятью словесными ударениями оказываются ритмически четырехударными.

Шесть случаев трехударных стихов все более или менее однотипны: это стихи, в которых клаузула (окончание стиха) не мужская (как во всех четырех- и пятиударных стихах), а дактилическая или пэоническая (гипердактилическая), то есть: