В остальных стихах почти всегда эта инерция распределения стиха на две части поддерживается интонационно-синтаксическим членением, хотя и не столь резким, как в приведенных примерах: подлежащее с относящимися к нему членами в одном полустишии, сказуемое — в другом:
Бывало, дружок мой целый день сидит...
Близка к этому безличная конструкция:
Уж нет ли у него зазнобы какой?
В следующем стихе также подлежащее отчетливо отделяется от незаконченного в данном полустишии словосочетания, составляющего сказуемое:
А ныне дружок мой ни свет ни заря
Разбудит меня...
Иногда дополнение отделено от глагола:
Любовные речи пошептывает...
Весь день по гостям разгуливает...
В остальных случаях связь между полустишиями теснее, но все же не такова, чтобы образовать заметный «внутренний перенос» между ними.
Приедет, не молвит словечушка мне...
Уж нет ли на меня разлучницы?..
Лебединою походочкой,
Соловьиной поговорочкой,
Тихим ласковым обычаем.
Если в отношении первых полустиший нет никакой закономерности: они то мужские, то женские и т. д., то начала второго полустишия, за одним исключением, всегда начинаются с одного или двух ритмически-безударных слогов. Исключение представляет стих:
Ты всем-то взяла, всем-то хороша.
Он и звучит несколько иначе в ритмическом отношении, чем остальные.
Таково с внешней стороны строение разобранного отрывка. Оно очень похоже на строение подлинной народной песни.
Начало того же драматического отрывка из «Русалки» написано другим, более коротким стихом. Вот это начало — первая реплика мамки:
— Княгиня, княгинюшка,
Дитя мое милое,
Что сидишь невесело,
Головку повесила?
Ты не весь головушку,
Не печаль меня старую,
Свою няню любимую.
После всего сказанного выше нет надобности подробно анализировать ритмику этих стихов. Достаточно указать, что и они, по-видимому, просто имитируют словесную форму, текст народной песни соответствующего размера, склада.
| 
