6. Особенно ощущается эта особая организация стиха, особое напряжение, когда от одного стиха переходим к паре рифмующихся стихов. В этом размере, с его резко выделенным рифмующимся словом, необыкновенно силен момент ожидания рифмы, и это ожидание и затем появление рифмующегося слова создает постоянную ритмическую смену напряжений и разрешений. Маяковский говорил о свой рифме и ее значении в организации стиха: «Рифма — вексель, — учесть через строчку». В стихе «Сказки о попе...» совершенно так же, как у Маяковского, первое рифмующееся слово является «векселем», заданием, на которое обращено внимание читателя, ожидающего, как оно будет выполнено, каким образом этот вексель будет оплачен. Только если в стихе Маяковского, сложном и изысканном, «по векселю уплачивается» через строчку, в стихе «Сказки о попе...», так нарочито примитивном, подобно его народному прототипу, эта «плата» наступает сейчас же, в соседней строчке.
Нужно иметь в виду, что такое напряжение, создаваемое рифмой, такое ожидание рифмы вовсе не является свойством всякой рифмованной поэзии. Наоборот, в обычных стихах рифма гораздо слабее ощущается, гораздо менее ударенна; она является как бы добавочным, а вовсе не главным фактором в строе стиха. Чтобы убедиться в этом, стоит вспомнить любое стихотворение обычного классического стиха.
В стихе «Сказки о попе...» мы видим стремление к каламбурной, неожиданной, эффектной рифме. Так, наряду с парами стихов, связанными параллелизмом и простой флективной рифмой, возникают столь же характерные для этого размера пары, соединенные неожиданной и острой рифмой:
Жил-был поп,
Толоконный лоб...
В год за три щелка тебе по лбу.
Есть же мне давай вареную полбу» 40.
Как наешься ты своей полбы,
Собери-ка с чертей оброк мне полный».
Раз, два, три! догоняй-ка».
Пустились бесенок и зайка.
и т. д.
Таково сложное и специфическое строение стиха «Сказки о попе...».
Происхождение этого стиха у Пушкина никогда не вызывало сомнений. Все его определения совершенно правильны: это стих надписей к лубочным картинкам, стих прибауток раешника. Вообще же — это русский народный стих речевого типа. В отличие от обычного народного стиха, стиха былин, песен, он не связан и никогда не был связан с пением, с напевом. Он возникает в самой речи, устной или письменной. Очевидно, по этой причине в его строении не играют никакой роли временные элементы ритма: ни то или иное распределение ударений, ни изохронность, ни равномерность движения речи, ни, наоборот, ускорение и замедление, ни паузы. В нем ритм строится, как мы видели, на чисто речевых — риторических, грамматических, смысловых элементах: параллелизм синтаксического строения, одинаковые суффиксы или флексии и — как следствие отсюда — рифма (флективная). Это стих поговорок и ритмизированных пословиц, стих, возникающий в сказке, когда она ритмизируется:
Жил-был дед да баба,
У них была курочка ряба;
Курочка снесла яичко,
Не простое,
А золотое.
Дед бил, бил —
Не разбил.
Баба била, била —
Не разбила...
и т. д.
Эта флективная рифма в раешном стихе, в стихе надписей к лубочным картинкам41, в стихах театра Петрушки, в комических сценках народного (и старинного XVII — XVIII вв.) театра становится постоянной, делается самоцелью и ищет каламбуров и иных эффектов, по большей части грубоватых.
Стих здесь чисто речевого типа, в отличие от классического стиха и дольника, не размеряющий длительностей отдельных элементов, не знающий счета ударений, существовал и существует в русском стихосложении рядом с обычными размерами. Он же лежит в основе русского силлабического стиха.
В «Сказке о попе...» Пушкин удачно выбрал этот шутливый народный стих для антипоповской сатирической сказочки, прекрасно воспроизвел его, придав художественную форму, не всегда свойственную ему в народной устной, а особенно лубочной традиции.
«Пушкин воспользовался лубочным стихом для своей сказки, — пишет Л. Поливанов, — сохранив его свойства, но сумев найти и в этом стихе своеобразную красоту: для чего он освободил слог сказки от всего излишнего (деепричастий, славянизмов) и всего того, что напоминает родство этого стиха с польскими виршами. Получился тот чисто народный русский лубочный стих, который не выдерживался вполне в произведениях лубочной печати, но элементы которого Пушкин имел перед глазами в тех лубочных виршах, которые уже претворили польско-русский пошиб в великорусский»42.
С чисто стиховой точки зрения следует прибавить, что Пушкин сумел сделать эти примитивные, связанные с рифмой параллелизмы в высшей степени уместными, не назойливыми и, главное, вместо прерывистого, на каждой паре останавливающегося хода раешных и лубочных стихов сумел этим же стихом повести плавный, непрерывный рассказ.
Тот же размер — в его наиболее примитивной форме — употреблен Пушкиным в шуточном «поминании», написанном им совместно с Вяземским, — «Надо помянуть, непременно помянуть надо...». В этом стихотворении вперебивку с прозаическими воззваниями («Уж как ты хочешь, надо помянуть» и т. п.) следуют стихи раешного типа, заключающие десятки фамилий, подобранных под рифму. Полный «синтаксический параллелизм» (все слова стоят в винительном падеже) сочетается с неожиданностью, эффектностью рифмы, которая сводит рядом самые отдаленные имена, например:
Парикмахера Эме,
Ресторатора Дюме,
Ланского, что губернатором в Костроме,
Доктора Шулера, умершего в чуме,
И полковника Бартоломе...
и т. д.
Таким образом, подытоживая сказанное в этой статье, мы должны констатировать, что при сравнительно небольшом количестве случаев обращения Пушкина к народным размерам мы находим у него в этой области величайшее разнообразие. Пушкин успешно применяет традиционные в XVIII и начале XIX веков формы народного стиха, приближающиеся в своей ритмике к русской классической системе стихосложения. Он сам изобретает на основе изучения народных песен особый размер, сочетающий свободу и ритмическую шероховатость песенной формы с тонким и художественно выразительным применением этой свободной формы («Песни западных славян», «Сказка о рыбаке и рыбке» и др.). Он придает тяжеловесному и примитивно-грубому раешному стиху гибкую и стройную форму, тонко вскрывая все заложенные в нем выразительные возможности («Сказка о попе и о работнике его Балде»). Наконец, он создает ряд превосходных подражаний ритмике текста народных песен самого разнообразного вида — и былинного строя, и типа причитаний, и короткие стихи шутливого характера, и т. п.
Пушкинские опыты народного стиха навсегда останутся образцом глубокого проникновения в сущность, в дух народного творчества, образцом блестящего сочетания традиционной народной формы с высокой культурой стиха, с тонким и изысканным мастерством.
1945
|
