К образу Каменного гостя, обобщающему в символической форме реальные, жизненные наблюдения, приближается образ русалки, взятый Пушкиным не из литературы, а из народной мифологии. Очищая (как это делал он и в своих сказках) образы и сюжеты народной поэзии от позднейших литературных, а также возникших в устной традиции наслоений, усложнений и искажений, затемняющих их четкую символику, Пушкин, по-видимому, правильно угадал и использовал в своей драме подлинный смысл фантастического образа русалки. Это в народном поэтическом сознании, в народной совести — образ девушки, ожидающей ребенка и брошенной своим соблазнителем. От горя и позора она кидается в воду, уходит из жизни, но ее обидчики все равно получают свое возмездие: она превращается в «холодную и могучую» русалку, которая мстит людям, губит, заманивая в воду всех виновников ее гибели: соблазнителя, погубившего ее, своих родных, мучивших бранью или побоями «опозоренную» девушку, и всех окружающих людей, создавших и поддерживающих эту непереносимую для нее обстановку... Пушкинская русалка для погубителя-князя и «потатчика» отца то же, что Каменный гость для Дон Гуана: символ неминуемого «наказания» («разумеется, нравственного», говоря словами Белинского), неминуемого, несмотря на то, что девушка утопилась и, казалось бы, ничего уже им сделать не может195.
Большое глубокое обобщение, уже не психологическое и моральное, а социально-историческое, заключает в себе образ старой графини, явившейся после своей смерти Германну, чтобы открыть ему тайну чудесного обогащения. Впрочем, и весь сюжет «Пиковой дамы», несмотря на удивительные по реалистичности, типичности образы, картины, в которых он развивается, имеет второй, более глубокий и обобщенный смысл196. В «Пиковой даме» показаны (в самой сгущенной и условной форме) первые шаги, начальная стадия важнейшего исторического процесса — смены старого крепостнического, дворянского порядка новым, буржуазным, капиталистическим. Германн — человек, воплощающий в себе черты людей этого нового исторического периода, будущих хозяев жизни. У него нет наследственных поместий, как у всех почти героев пушкинских произведений, как у всех аристократических знакомых Германна. У него есть только сорок семь тысяч рублей, завещанных ему отцом, и, главное, характер буржуазного дельца начального периода: скрытность, честолюбие, «сильные страсти и огненное воображение», сдерживаемые твердой волей, бессовестность и необоримая страсть к обогащению любым способом... Не имея возможности в крепостнической России сделаться богачом «нормальным» путем — как герои Бальзака в буржуазной Франции (открыть магазин, основать фабрику, завод, газету...), — он принужден с риском ловить свое счастье в азартной игре (или, как его «младший брат», гоголевский Чичиков, в явно мошеннической афере). «Судьба» (то есть историческая ситуация) благоприятствует ему. Хотя старая графиня умерла, не успев сообщить ему тайну трех карт, — но и после смерти ей «велено» против своей воли исполнить просьбу Германна... Здесь фантастика снова применяется как символ для максимально лаконичного исторического обобщения. Три карты, названные старухой, действительно выиграли («легли налево»), у Германна была полная возможность в три вечера увеличить свой капитал в восемь раз. Но он проиграл все по своей вине: у него в последний момент не хватило самообладания, не выдержали нервы — и он, ставя свою карту «втемную» — «обдернулся» — не заметил, что вместо назначенного старухой туза вынул пиковую даму, и на нее поставил всю свою ставку...197
Судя по плану недописанной прозаической пьесы, названной редакторами «Сцены из рыцарских времен» (1835), Пушкин хотел в конце этой замечательной, чисто реалистической драмы на историко-социальную тему (о поражении рыцарей-феодалов в борьбе с крестьянами и буржуазией, которое связано в пушкинской драме с изобретением пороха) ввести фантастический элемент в той же метафорической обобщающей функции198. В плане Пушкина сказано: «Пьеса кончается появлением Фауста на хвосте Мефистофеля (книгопечатание — та же артиллерия)»199. Легендарный изобретатель книгопечатания приносит победившей буржуазии свое изобретение. Подобно тому как порох взрывает или пробивает стены неприступных рыцарских замков, книгопечатание, широко распространяя безбожные научные и философские идеи («появление Фауста на хвосте Мефистофеля»), разрушает стены феодальных религиозных суеверий.
***
Пушкин после 1825 года уже не отступал от своей главной, основной задачи — верного, глубокого познания объективной действительности, проникнутого максимальной поэтической насыщенностью изображения жизни во всей ее сложности и противоречивости. Он использовал разные методы решения этой реалистической задачи — и прямое, точное воспроизведение действительности в характерных для нее чертах, и условные, метафорические, символические обобщения важных наблюдений и выводов о закономерностях реальной жизни. Если исключить не относящуюся к нашей проблеме публицистическую поэзию Пушкина, его эпиграммы (как злые, так и добродушно-шутливые), большую часть его лирики — мы увидим, что все зрелое творчество Пушкина подчинено реалистической задаче. Это относится и к «Полтаве», в которой, несмотря на нарочитую стилизацию многих мест ее в духе украинских исторических дум, поставлены и решаются важные и трудные проблемы политические, национальные и философско-исторические200. Даже в сказках, заведомо не претендующих на реалистичность ни своими образами, ни сюжетами, все же за текстом живет та же основная задача пушкинского творчества. Ведь эти сказки он рассказывает не от себя, а воплотившись в народного сказителя, в представителя народа. В некоторых сказках это прямо выражено в самом стиле повествования, языке, в других — поэт не стремится воспроизводить стиль народной поэзии... Но везде, во всех сказках идейное, моральное, социальное и даже политическое содержание и точка зрения рассказчика верно и объективно воспроизводят в обобщенном, типизированном виде точку зрения не поэта Пушкина, а народа, его моральные и общественные идеалы201.
Пушкин, как мы видели, должен был пройти через тяжелый, мучительный кризис, чтобы открыть для себя (и для всей русской литературы) новую, необыкновенно плодотворную задачу — реализм — и разработать методы ее решения. Вслед за ним развивали, расширяли и углубляли по содержанию, утончали и разнообразили русский реализм великие писатели XIX века. Одни (как Гоголь и отчасти Чехов) фиксировали свое творческое внимание, свой взгляд «испуганной орлицы» лишь на отрицательных сторонах тогдашней русской действительности, другие, не ограничиваясь этим, показывали и более светлые стороны жизни и людской психологии...
Многие из них (особенно в период 1830—1840-х годов) начинали так же, как и Пушкин — с романтического воззрения на жизнь и писали романтические произведения (Лермонтов, Герцен, Гончаров, Некрасов, Тургенев...), но потом переходили к реализму, ставшему основным направлением русской литературы с 1820-х годов до конца века. Но этот переход не был для них таким трудным, не сопровождался мучительным кризисом, так как им не надо было самим искать и открывать новых путей: в литературе уже существовали гениальные произведения Пушкина, основателя русского реализма.
1966
|