Пушкинский Сальери принадлежит к первой категории художников. Он, говоря о своей деятельности и произведениях, употребляет «высокие» выражения («...Предаться неге творческой мечты. Я стал творить...» Во втором монологе первой сцены он говорит: «Быть может, посетит меня восторг, и творческая ночь, и вдохновенье...»). Моцарт словно бы стесняется таких высоких слов, как-то застенчиво говорит о своих произведениях: «нес кое-что тебе я показать»; «нет — так; безделицу...»; «в голову пришли мне две, три мысли. Сегодня я их набросал»...
Это также даст повод приписывать Моцарту, «гуляке праздному», неуважение к музыке (в том числе и к своей собственной!). Уличный музыкант бог знает как портит, искажает его произведение — а он доволен, хохочет, да еще удивляется, почему Сальери также не смеется!
...«Нежданная шутка», которой хотел «угостить» Моцарт своего друга — не удалась... Он несколько сконфужен.
Ты, Сальери,
Не в духе нынче. Я приду к тебе
В другое время.
Что ты мне принес? — останавливает его Сальери: он не мог не обратить сразу внимания на слова Моцарта: «...нес кое-что тебе я показать» — ведь музыку Моцарта он обожает и счастлив услышать новое его произведение!
Моцарт
Нет — так; безделицу. Намедни ночью
Бессонница моя меня томила,
И в голову пришли мне две, три мысли.
Сегодня их я набросал. Хотелось
Твое мне слышать мненье; но теперь
Тебе не до меня!
Сальери
Ах, Моцарт, Моцарт!
Когда же мне не до тебя?
Эти слова звучат у Сальери вовсе не ласково, чуть ли не нежно (как понимают это некоторые исполнители роли Сальери). Это — вопль! Ведь Моцарт, мысли о нем — это для Сальери как тяжелая болезнь. Ведь этљ ему он постоянно «глубоко, мучительно завидует»!
Ведь из-за него он потерял веру в божью справедливость («...правды нет и выше»...)! Когда же ему может быть не до Моцарта?
Садись;
Я слушаю.
Моцарт (за фортепиано)
Представь себе... кого бы?
Ну, хоть меня — немного помоложе:
Влюбленного — не слишком, а слегка —
С красоткой, или с другом — хоть с тобой,
Я весел... Вдруг: виденье гробовое,
Незапный мрак иль что-нибудь такое...
(Играет.) Критики, хорошо знающие музыку, упрекали Пушкина в неправдоподобности этого места: никогда композитор не станет предлагать музыканту, другому композитору (а не далекому от музыки слушателю), чтобы он¦ слушая его новое произведение, представлял себе какие-нибудь внемузыкальные образы или события!48 Если исключить так называемую «программную» музыку, то в любом музыкальном произведении все содержание заключается в самой музыке, в ее характере, движении — и никакому слушателю-музыканту не нужно что-либо «представлять себе» вне музыки, чтобы понять это произведение. Что касается «программной» музыки, то в ней композитор сознательно сочетает, сливает два элемента: музыку и внемузыкальные образы; «программная» музыка всегда что-нибудь изображает. Поэтому программные произведения всегда носят какое-нибудь внемузыкальное название; композитор хочет, чтобы слушатель знал, что он показывает, изображает своей музыкой.
Симфонические поэмы, увертюры, «Ромео и Джульетта», «Франческа да Римини», «Фауст», «Море», музыкальный антракт «Сеча при Керженце» и т. д. полностью понятны в своем музыкальном содержании только тогда, когда мы знаем их программу, что в них изображается, рассказывается... Обычная же музыка — симфонии, сонаты, прелюдии, вальсы, трио, квартеты и т. д. — никак не требует того, чтобы слушатель «представлял» себе при этом что-нибудь, и никакой композитор не будет предупреждать своего товарища — композитора о том, что он должен что-то себе «представлять», слушая его музыку.
...И тем не менее Пушкин в этом месте, в этой реплике Моцарта не сделал никакой ошибки, не обнаружил своего недостаточного знания музыки. Наоборот! Это одно из тех мест трагедии, в которых выявляется необыкновенная глубина и правдивость психологического содержания пьесы...
Итак, после этой реплики Моцарта у Пушкина в тексте ремарка: «Играет» — и больше ничего. При чтении пьесы мы только и узнаем, что Моцарт что-то играет; «программное» содержание этой музыки — веселый Моцарт, с ним Сальери. «Вдруг: виденье гробовое,//Незапный мрак иль что-нибудь такое». Но ведь это театр! Эта музыка звучит со сцены, ее слышат зрители, так же, как недавно слышали искаженную слепым скрипачом арию из моцартовского «Дон-Жуана». В данном случае Пушкин не указывает на какое-то известное произведение Моцарта. Такой вещи с такой программой у Моцарта у нет. Для исполнения на сцене пьесы Пушкина нужно, чтобы какой-то первоклассный композитор написал такое произведение — по программе, которую мы только что слышали из уст Моцарта. Это и сделал Римский-Корсаков в своей опере, — но сделал неудачно, не по Пушкину (как будет разъяснено дальше).
В этой музыке должен быть показан образ молодого, веселого, влюбленного Моцарта («...ну, хоть меня — немного помоложе;//Влюбленного — не слишком, а слегка... Я весел...»), затем образ Сальери («...или с другом — хоть с тобой...») и затем — «виденье гробовое».
|
