Тихо теплилась лампада перед стеклянным кивотом, в коем блистали золотые и серебряные оклады наследственных икон. Дрожащий свет ее слабо озарял занавешенную кровать и столик, уставленный склянками с ярлыками. У печки сидела служанка за самопрялкою, и легкий шум ее веретена прерывал один тишину светлицы. - Кто здесь? - произнес слабый голос. Служанка встала тотчас, подошла к кровати и тихо приподняла полог. - Скоро ли рассветет? - спросила Наталья. - Теперь уже полдень, - отвечала служанка. - Ах боже мой, отчего же так темно? - Окна закрыты, барышня. - Дай же мне поскорее одеваться. - Нельзя, барышня, дохтур не приказал. - Разве я больна? давно ли? - Вот уж две недели. - Неужто? а мне казалось, будто я вчера только легла... Наташа умолкла; она старалась собрать рассеянные мысли. Что-то с нею случилось, но что именно? не могла вспомнить. Служанка все стояла перед нею, ожидая приказанья. В это время раздался снизу глухой шум. - Что такое? - спросила больная. - Господа откушали, - отвечала служанка; - встают из-за стола. Сейчас придет сюда Татьяна Афанасьевна. Наташа, казалось, обрадовалась; она махнула слабою рукою. Служанка задернула занавес и села опять за самопрялку.
Через несколько минут из-за двери показалась голова в белом широком чепце с темными лентами, и спросили вполголоса: - Что Наташа? - Здравствуй, тетушка, - сказала тихо больная; и Татьяна Афанасьевна к ней поспешила. - Барышня в памяти, - сказала служанка, осторожно придвигая кресла. Старушка со слезами поцеловала бледное, томное лицо племянницы и села подле нее. Вслед за нею немец-лекарь, в черном кафтане и в ученом парике, вошел, пощупал у Наташи пульс и объявил по-латыни, а потом и по-русски, что опасность миновалась. Он потребовал бумаги и чернильницы, написал новый рецепт и уехал, а старушка встала и, снова поцеловав Наталью, с доброю вестию тотчас отправилась вниз к Гавриле Афанасьевичу. В гостиной, в мундире при шпаге, с шляпою в руках, сидел царский арап, почтительно разговаривая с Гаврилою Афанасьевичем. Корсаков, растянувшись на пуховом диване, слушал их рассеянно и дразнил заслуженную борзую собаку; наскуча сим занятием, он подошел к зеркалу, обыкновенному прибежищу его праздности, и в нем увидел Татьяну Афанасьевну, которая из-за двери делала брату незамечаемые знаки. - Вас зовут, Гаврила Афанасьевич, - сказал Корсаков, обратясь к нему и перебив речь Ибрагима. Гаврила Афанасьевич тотчас пошел к сестре и притворил за собою дверь.
|