|
Французские журналы извещают нас о скором появлении «Записок Самсона, парижского палача». Этого должно было ожидать. Вот до чего довела нас жажда новизны и сильных впечатлений. После соблазнительных «Исповедей» философии XVIII века(1) явились политические, не менее соблазнительные откровения. Мы не довольствовались видеть людей известных в колпаке и в шлафроке, мы захотели последовать за ними в их спальню и далее. Когда нам и это надоело, явилась толпа людей темных с позорными своими сказаниями. Но мы не остановились на бесстыдных записках Генриетты Вильсон, Казановы и Современницы(2). Мы кинулись на плутовские признания полицейского шпиона и на пояснения оных клейменого каторжника. Журналы наполнились выписками из Видока. Поэт Гюго не постыдился(3) в нем искать вдохновений для романа, исполненного огня и грязи. Недоставало палача в числе новейших литераторов. Наконец и он явился, и, к стыду нашему, скажем, что успех его «Записок» кажется несомнительным. Не завидуем людям, которые, основав свои расчеты на безнравственности нашего любопытства, посвятили свое перо повторению сказаний, вероятно, безграмотного Самсона. Но признаемся же и мы, живущие в веке признаний: с нетерпеливостию, хотя и с отвращением, ожидаем мы «Записок парижского палача». Посмотрим, что есть общего между им и людьми живыми? На каком зверином реве объяснит он свои мысли? Что скажет нам сие творение, внушившее графу Мейстру столь поэтическую, столь страшную страницу(4)? Что скажет нам сей человек, в течение сорока лет кровавой жизни своей присутствовавший при последних содроганиях стольких жертв, и славных, и неизвестных, и священных, и ненавистных? Все, все они - его минутные знакомцы - чредою пройдут перед нами по гильотине, на которой он, свирепый фигляр, играет свою однообразную роль. Мученики, злодеи, герои - и царственный страдалец, и убийца его, и Шарлотта Корде, и прелестница Дю-Барри, и безумец Лувель, и мятежник Бертон, и лекарь Кастен, отравлявший своих ближних, и Папавуань, резавший детей: мы их увидим опять в последнюю, страшную минуту. Головы, одна за другою, западают перед нами, произнося каждая свое последнее слово... И, насытив жестокое наше любопытство, книга палача займет свое место в библиотеках в ожидании ученых справок будущего историка.
|
|
О записках Самсона - Опубликовано в «Лит. газете», 1830, № 5, в отделе «Смесь», без заголовка и без подписи. Заметка вызвана журнальной информацией о выходе в свет первых томов «Записок» парижского палача времен революции Анри Сансона (1740—1793). Составителями этих сенсационных «Записок» были Бальзак и Леритье, широко использовавшие как подлинные рукописи, оставшиеся после смерти Сансона, так и некоторые другие материалы. (1) После соблазнительных «Исповедей» философии XVIII века... — Пушкин имеет в виду прежде всего «Исповедь» Ж.-Ж. Руссо. (2) ...на бесстыдных записках Генриетты Вильсон, Казановы и Современницы — Записки английской актрисы Вильсон вышли в свет в 1825 г., записки Казановы опубликованы были в 1826 г., воспоминания французской авантюристки Иды Сент-Эльм («Современницы») появились в 1827 г. (3) Поэт Гюго не постыдился... — В повести «Последний день осужденного» (1829) Гюго упомянул о двух жертвах Сансона — лекаре Кастене и детоубийце Папавуане. (4) ...сие творение, внушившее графу Мейстру столь поэтическую, столь страшную страницу. — Имеется в виду «Портрет палача» в сборнике «Les Soir?es de Saint-Petersbourg» («Петербургские вечера») Жозефа де Местра.
|
