......... печатью вольномыслия1.
Болезнь остановила на время образ жизни, избранный мною. Я занемог гнилою горячкой2. Лейтон за меня не отвечал. Семья моя была в отчаянье; но через шесть недель я выздоровел. Сия болезнь3 оставила во мне впечатление приятное. Друзья навещали меня довольно часто; их разговоры сокращали скучные вечера. Чувство выздоровления — одно из самых сладостных. Помню нетерпение, с которым ожидал я весны, хоть это время года обыкновенно наводит на меня тоску и даже вредит моему здоровью. Но душный воздух и закрытые окна так мне надоели во время болезни моей, что весна являлась моему воображению со всею поэтической своей прелестию. Это было в феврале 1818 года. Первые восемь томов «Русской истории» Карамзина вышли в свет. Я прочел их в моей постеле с жадностию и со вниманием. Появление сей книги (так и быть надлежало) наделало много шуму и произвело сильное впечатление, 3000 экземпляров разошлись в один месяц (чего никак не ожидал и сам Карамзин) — пример единственный в нашей земле. Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка — Коломбом. Несколько времени ни о чем ином не говорили. Когда, по моем выздоровлении, я снова явился в свет, толки были во всей силе. Признаюсь, они были в состоянии отучить всякого от охоты к славе. Ничего не могу вообразить глупей светских суждений, которые удалось мне слышать насчет духа и слова «Истории» Карамзина. Одна дама4 , впрочем весьма почтенная, при мне, открыв вторую часть, прочла вслух: «„Владимир усыновил Святополка, однако не любил его... "Однако!.. Зачем не но? Однако! Как это глупо! чувствуете ли всю ничтожность вашего Карамзина? Однако!» — В журналах его не критиковали. Каченовский5 бросился на одно предисловие.
У нас никто не в состоянии исследовать огромное создание Карамзина — зато никто не сказал спасибо человеку, уединившемуся в ученый кабинет во время самых лестных успехов и посвятившему целых 12 лет жизни безмолвным и неутомимым трудам. Ноты6 «Русской истории» свидетельствуют обширную ученость Карамзина, приобретенную им уже в тех летах, когда для обыкновенных людей круг образования и познаний давно окончен и хлопоты по службе заменяют усилия к просвещению. — Молодые якобинцы негодовали; несколько отдельных размышлений в пользу самодержавия, красноречиво опровергнутые верным рассказом событий, казались им верхом варварства и унижения. Они забывали, что Карамзин печатал «Историю» свою в России; что государь, освободив его от цензуры, сим знаком доверенности некоторым образом налагал на Карамзина обязанность всевозможной скромности и умеренности. Он рассказывал со всею верностию историка, он везде ссылался на источники — чего же более требовать было от него? Повторяю, что «История государства Российского» есть не только создание великого писателя, но и подвиг честного человека.
Некоторые из людей светских письменно критиковали Карамзина. Никита Муравьев7, молодой человек, умный и пылкий, разобрал предисловие или введение: предисловие!.. Мих. Орлов8 в письме к Вяземскому пенял Карамзину, зачем в начале «Истории» не поместил он какой-нибудь блестящей гипотезы о происхождении славян, т. е. требовал романа в истории — ново и смело! Некоторые остряки за ужином переложили первые главы Тита Ливия слогом Карамзина. Римляне времен Тарквиния, не понимающие спасительной пользы самодержавия, и Брут, осуждающий на смерть своих сынов, ибо редко основатели республик славятся нежной чувствительностию, — конечно, были очень смешны. Мне приписали одну из лучших русских эпиграмм9; это не лучшая черта моей жизни.
———
...Кстати, замечательная черта. Однажды начал он при мне излагать свои любимые парадоксы10. Оспоривая его, я сказал: «Итак, вы рабство предпочитаете свободе». Карамзин вспыхнул и назвал меня своим клеветником. Я замолчал, уважая самый гнев прекрасной души. Разговор переменился. Скоро Карамзину стало совестно, и, прощаясь со мною, как обыкновенно, упрекал меня, как бы сам извиняясь в своей горячности: «Вы сегодня сказали на меня то, чего ни Шихматов11, ни Кутузов12 на меня не говорили». В течение шестилетнего знакомства13 только в этом случае упомянул он при мне о своих неприятелях, против которых не имел он, кажется, никакой злобы; не говорю уж о Шишкове, которого он просто полюбил. Однажды, отправляясь в Павловск и надевая свою ленту, он посмотрел на меня наискось и не мог удержаться от смеха. Я прыснул, и мы оба расхохотались...
Примечания
Отрывок, по-видимому, представляет собой фрагмент тех воспоминаний, которые Пушкин писал в Михайловском и вынужден был уничтожить в 1826 г., после восстания декабристов.
1 «...печатью вольномыслия» -Речь перед этим шла, очевидно, о вольнолюбивых стихотворениях периода до ссылки 1820 г.
2 Гнилая горячка — по-видимому, тиф.
3 Болезнь. Сильная болезнь Пушкина относится к январю–февралю 1818 г.
4 Одна дама — княгиня Евдокия Ивановна Голицына.
5 Каченовский — Михаил Трофимович (1775–1842), профессор, историк, переводчик и журналист, редактор журнала «Вестник Европы». В своем журнале напечатал (1819 г.) статью «От киевского жителя к его другу», в которой подверг резкой критике два французских перевода предисловия к «Истории государства Российского».
6 Ноты Русской истории — обширные примечания Карамзина к «Истории государства Российского».
7 Никита Муравьев — Никита Михайлович Муравьев (1796–1843), декабрист, крупнейший деятель Северного тайного общества, автор проекта конституции; написал разбор предисловия к «Истории» Карамзина, получивший распространение в списках.
8 Мих. Орлов — Михаил Федорович Орлов. Письмо его к П. А. Вяземскому неизвестно, но Вяземский в своей «Старой записной книжке», приведя рассказ Пушкина об отзыве кн. Е. И. Голицыной, вспоминает, что «другой приверженец княгини, умный и образованный Михаил Орлов, был также недоволен трудом Карамзина: патриотизм его оскорблялся и страдал ввиду прозаического и мещанского происхождения русского народа, которое выводил историк».
9 Одна из лучших эпиграмм — «В его "Истории" изящность, простота...»
10 Любимые парадоксы — мысли Карамзина о том, что Россия должна существовать лишь как абсолютная монархия (см. т. VII, «Заметка при чтении т. VII, гл. 4 Истории государства Российского»).
11 Шихматов — князь Сергей Александрович Ширинский-Шихматов (1783–1837).
12 Кутузов — Павел Иванович Голенищев-Кутузов (1767–1829), сенатор, одописец и переводчик, член Российской академии, литературный и политический враг Карамзина.
13 Шестилетнее знакомство. Если считать, что последний раз Пушкин встречался с Карамзиным в 1820 г. перед ссылкой на юг, то начало их знакомства нужно отнести к 1814 г. Однако настоящее общение их началось лишь с марта 1816 г., когда Карамзин приезжал из Петербурга в Царское Село, а летом 1816 г. поселился там на даче. Отправлялся Карамзин в Павловск (близ Царского Села) для посещения Марии Федоровны, вдовы Павла I.
|
