Пушкин  
Александр Сергеевич Пушкин
«Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно;
не уважать оной есть постыдное малодушие.»
О Пушкине
Биография
Хронология
Герб рода Пушкиных
Семья
Галерея
Памятники Пушкину
Поэмы
Евгений Онегин
Стихотворения 1813–1818
Стихотворения 1819–1822
Стихотворения 1823–1827
Стихотворения 1828–1829
Стихотворения 1830–1833
Стихотворения 1834–1836
Хронология поэзии
Стихотворения по алфавиту
Коллективные стихи
Проза
Повести Белкина
Драмы
Сказки
Заметки и афоризмы
Автобиографическая проза
Историческая проза
История Петра
История Пугачева
Письма
Деловые бумаги
Статьи и заметки
Публицистика
Переводы
Статьи о Пушкине
  Бонди С.М. Драматические произведения Пушкина
  Бонди С.М. Поэмы Пушкина
  Бонди С.М. Сказки Пушкина
  Бонди С.М. Историко-литературные опыты Пушкина
  Бонди С.М. «Моцарт и Сальери»
  Бонди С.М. Памятник
  Брюсов В.Я. Почему должно изучать Пушкина?
  Брюсов В.Я. Медный всадник
  Булгаков С. Жребий Пушкина
  Булгаков С. Моцарт и Сальери
  Даль В.И. Воспоминания о Пушкине
  Достоевский Ф.М. Пушкин
  Мережковский Д. Пушкин
  Бонди С.М. Драматургия Пушкина
  Бонди С.М. Народный стих у Пушкина
  Бонди С.М. Пушкин и русский гекзаметр
  Бонди С.М. Рождение реализма в творчестве Пушкина
  … Глава I
  … Глава II
  … Глава III
  … Глава IV
  … Глава V
  … Глава VI
  … Глава VII
  … Глава VIII
  … Глава IX
… Глава X
  … Глава XI
  … Глава XII
  … Глава XIII
  … Глава XIV
  … Глава XV
  … Сноски
  В. Розанов. А.С. Пушкин
  В. Розанов. Кое-что новое о Пушкине
  В. Розанов. О Пушкинской Академии
  Розанов. Пушкин и Лермонтов
  Розанов. Пушкин в поэзии его современников
  Шестов. А.С. Пушкин
  Якубович Д. Пушкин в библиотеке Вольтера
  Устрялов Н.В. Гений веков
  Стефанов О. Мотивы совести и власти в произведениях Пушкина, Софокла и Шекспира
Стихи о Пушкине, Пушкину
Словарь миф. имен
Ссылки
 

Статьи » Бонди С.М. Рождение реализма в творчестве Пушкина

Глава X


Свое новое убеждение о народе, крестьянстве как стихии, носящей в себе потенциальную возможность взрыва, «возмущения»150 — что доказывает история народных движений, — Пушкин захотел выразить в поэтическом произведении. Ему нужно было, в противовес несправедливым обвинениям в стихах о «Сеятеле», рассказать о народе бунтующем, борющемся со своими угнетателями. По-видимому, раньше всего он подумал о пугачевщине... В первых числах ноября 1824 года в письме к брату, незадолго до этого уехавшему из Михайловского в Петербург, Пушкин просит прислать ему «Жизнь Емельки Пугачева» (X, 106). Больше ничего мы не знаем об этом раннем замысле (если эта просьба была действительно связана, как мне кажется, с замыслом написать о пугачевском бунте). Конечно, в то время, живя в Михайловском, не имея возможности познакомиться ни с литературой о Пугачеве, ни с историческими документами, Пушкин и не смог бы выполнить такой замысел. Вспомним, какую громадную, чисто исследовательскую работу он проделал через восемь лет, чтобы написать свои два «пугачевских» произведения — повесть «Капитанскую дочку» и исторический труд — «Историю Пугачева»!

Отказавшись от мысли о Пугачеве, Пушкин обратился к более раннему народному движению — к «разинщине». В следующем же письме к брату, всего через несколько дней, он пишет: «Ах! боже мой, чуть не забыл! вот тебе задача: историческое, сухое известие о Сеньке Разине, единственном поэтическом лице русской истории» (X, 108). Здесь уже как будто прямой намек на какой-то поэтический замысел Пушкина... О Стеньке Разине Пушкин в 1826 году написал три песни. Но в них политическая тема вовсе отсутствует. Разин изображен просто как лихой атаман разбойников, «разгульный буян», подкупающий подарками астраханского воеводу, кидающий в Волгу полоненную персидскую царевну, мечтающий о добыче на море — кораблях с золотом, серебром и «душой-девицей».

Если мы не можем быть вполне уверены, что книги о Пугачеве и Разине были нужны Пушкину для его писаний, то, во всяком случае, эти поручения брату говорят о большом, серьезном интересе его к народным движениям прошлого.

И вот наконец Пушкин нашел тот исторический материал, который давал ему возможность сказать свое слово о русском народе, о его борьбе со своими угнетателями, о роли народа в истории страны... Пушкин внимательно прочел вышедшие в начале 1824 года два тома (X и XI) «История Государства Российского» Карамзина. В них описывалось царствование Федора Ивановича, Бориса Годунова и начало «смутного времени».

Пушкин относился к Карамзину как историку с великим уважением. Его восхищала научная добросовестность Карамзина: громадная, проделанная им работа над источниками, отразившаяся в «Примечаниях» к «Истории...» и его научная «честность», не позволявшая ему искажать исторические факты в угоду его реакционной политической концепции. В этом смысле Пушкин называл «Историю...» Карамзина «подвигом честного человека». Он считал, что можно вполне доверять тщательно аргументированному изложению хорошо изученных историком событий прошлого, а те монархические, религиозные и моралистические сентенции, которые сопровождают это изложение, можно просто игнорировать.

«...Почти никто не сказал спасибо, — писал Пушкин, — человеку, уединившемуся в ученый кабинет, во время самых лестных успехов, и посвятившему целых 12 лет жизни безмолвным и неутомимым трудам. Примечания к русской истории свидетельствуют обширную ученость Карамзина...» («Отрывки из писем, мысли и замечания», VII, 62).

«...Карамзин есть первый наш историк и последний летописец. Своею критикой он принадлежит истории, простодушием и апоффегмами151 хронике152. Критика его состоит в ученом сличении преданий, в остроумном изыскании истины, в ясном и верном изображении событий... Не должно видеть в отдельных размышлениях (сопровождающих изложение фактов. — С. Б.) насильственного направления повествования к какой-нибудь известной цели. Историк, добросовестно рассказав происшествие, выводит одно заключение, вы другое, г-н Полевой никакого: вольному воля, как говорили наши предки...» («История русского народа», сочинение Николая Полевого», VII, 133—134)153.

Более прямо, без цензурных затемнений смысла, Пушкин говорит о том же в своих рукописных отрывках автобиографических записок: «Молодые якобинцы негодовали; несколько отдельных размышлений в пользу самодержавия, красноречиво опровергнутые верным рассказом событий, казались им верхом варварства и унижения. Они забывали, что Карамзин печатал «Историю» свою в России; что государь, освободив его от цензуры, сим знаком доверенности некоторым образом налагал на Карамзина обязанность всевозможной скромности и умеренности. Он рассказывал со всею верностию историка, он везде ссылался на источники — чего же более требовать было от него? Повторяю, что «История Государства Российского» есть не только создание великого писателя, но и подвиг честного человека» (VIII, 67—68).

Пушкин, конечно, ошибался в своем безграничном доверии к карамзинскому изображению исторических событий, в своей уверенности, что реакционные взгляды Карамзина вовсе не повлияли на «верность историка», на «добросовестный рассказ» его. Между тем и сам подбор исторических фактов, и сопоставление их, выделение одних и отсутствие внимания к другим, доверие одним свидетельствам и отбрасывание других — все это, независимо от желания «честного» историка, иной раз, конечно, искажало правильное изображение событий... Пушкин, однако, был вполне убежден в верности описываемых Карамзиным фактов, но делал выводы, совершенно противоположные тем, к которым хотел привести читателя Карамзин.

В Х — XI томах «Истории...» Карамзина Пушкин нашел все, что ему нужно было для того, чтобы написать свое произведение о народе, борющемся за свои права. В главах о Борисе Годунове и Димитрии Самозванце он прочел, как Борис Годунов ввел в России крепостное право, отменив Юрьев день (то есть возможность для крестьян раз в году свободно переходить от одного помещика к другому154), и как в ответ на это народ поднялся против него и свергнул с престола его наследника (не самого Бориса только потому, что он внезапно умер). Закрепощение крестьян и победоносное (на данном этапе) восстание народа против самодержавия; народ, сначала пассивный, мирно и терпеливо несущий свое ярмо, а затем восставший, превратившийся в неодолимую силу, — все эти столь важные для Пушкина в то время проблемы развертывались на живом, подлинном, историческом материале в рассказе Карамзина (хотя сам автор объяснял, комментировал их совершенно иначе!). Читая эти главы «Истории...», Пушкин получал наглядный ответ на вопрос, волновавший его, как и всех передовых людей того времени — и прежде всего декабристов, — вопрос о роли народа в истории своего освобождения, о том, возможно ли бороться за свободу народа без его собственного участия...

Вот почему чтение Х и XI томов «Истории...» Карамзина произвело на Пушкина такое сильное впечатление — он видел в них не только историю, но и современность. Об этом он написал своему другу Николаю Раевскому в не дошедшем до нас письме в ноябре — декабре 1824 года, а потом повторил в письме к Жуковскому 17 августа 1825 года: «Что за чудо эти 2 последние тома Карамзина! какая жизнь! C’est palpitant comme la gazette d’hier155, писал я Раевскому»156.

В конце 1824 года Пушкин начал обдумывать, а с начала 1825 года писать свое произведение о народном движении начала XVII века и о падении династии Годуновых. Основная задача, вставшая перед ним, определяла и форму и род этого произведения. Речь шла для него вовсе не о том, чтобы в поэтической форме декларировать свой новый взгляд на народ и его роль в жизни государства. Не противопоставить одной субъективной точке зрения другую, столь же субъективную, нужно было Пушкину (слишком дорого стоили ему ошибки его субъективных воззрений!). Его задачей было убедительно доказать объективную верность нового понимания народа и его судьбы, в художественных, то есть эстетически волнующих образах показать подлинную историческую правду. Для этого не годилась ни лирическая форма исторической элегии вроде «Андрея Шенье», ни стилизация народного творчества, ни хорошо разработанный Пушкиным жанр поэмы, где всегда необходимо присутствует лирический элемент, виден автор с его чувствами, мыслями, оценками. Пушкин выбрал драматическую форму, как наиболее объективную, где автор может совершенно устраниться, заставить зрителя вовсе забыть о нем, а видеть и слышать только действующих лиц драмы и события, происходящие на сцене.

Страница :    << [1] 2 3 > >
Алфавитный указатель: А   Б   В   Г   Д   Е   Ж   З   И   К   Л   М   Н   О   П   Р   С   Т   У   Ф   Х   Ц   Ч   Ш   Э   Ю   Я   
 

 
       Copyright © 2024 - AS-Pushkin.ru